мои животные, и утешение, которое они мне дают. А на счет персонала в доме… Тебе легко говорить. Ты привык, что тебе прислуживают.

– Да. Для меня это совершенно обычные вещи, – я не отрывал от нее взгляда. – Все решаемо! Сейчас для меня важен только один вопрос – хочешь ли ты со мной встречаться? Мне кажется, между нами появились некоторые эмоции.

– Ага. Только и успеваешь разводить вокруг меня десятки костров раздражения.

Я улыбнулся, а она откинулась на спинку стула и уставилась на пианиста, из-под пальцев которого выплывала спокойная мелодия.

– Я считаю, что мы идеально друг другу подходим! Только представь, я буду подтрунивать над тобой до конца твоих дней!

– Звучит ужасно, – она едва заметно улыбалась, когда говорила это.

Но потом наши взгляды встретились, и я увидел в ее глазах холодное спокойствие.

– Ты симпатичный и умный парень, но… мы не можем быть вместе.

Я нервно сглотнул. Было же очевидно, что я ей нравился!

Почему она мне отказывает?!

– …И дело совсем не в твоем состоянии, – продолжала Вита, – потому что для меня любимый человек – это не его внешность и не его деньги. Для меня любимый человек – это всегда про заботу, про поступки. Хотя я ценю, что ты от чистого сердца помогал мне с документами. Дело, по большей части, не в тебе, а во мне. Слишком велики мои страхи близких отношений, у меня бессонница и, как ты знаешь, панические атаки. Я не хочу, чтобы ты видел меня в таком жалком состоянии. К тому же, у нас с тобой разный уровень жизни: ты привык к роскоши, вряд ли ты выдержишь скучную жизнь в Липовке. Твоя семья богатая и известная, и ты такой же. Неужели тебе непонятно, что мы с тобой не пара? Я не хочу быть для тебя временным развлечением, пока ты здесь и тебе скучно. Тебе надоест паломничество, как и все другое, во что ты играл до этого, и ты вернешься в столицу или заграницу на свою виллу. Тебе ведь все быстро надоедает, я знаю. Пойми – я с тобой туда не поеду! Здесь мой дом и дело моей жизни. Мне будет скучно быть женой миллионера, ходить по магазинам и салонам и бездумно тратить деньги. Так что сейчас передо мной твой очередной каприз. Я просто случайная девушка, которая оказалась рядом.

– Ты не просто какая-то «случайная девушка»!

– Именно ей я и являюсь, Матвей. Мы очень разные. Тебе нужна жена из твоих кругов. И, думаю, твои родители разделят мое мнение – уж точно не меня они представляли рядом с тобой. Они лишат тебя наследства.

– И пусть! Бизнес отца для меня неважен.

– Ты так говоришь, потому что никогда не жил без денег, – хмыкнула она. – Стоит только твоему комфорту пошатнуться, и ты тут же вернешься к отцу обратно. Ты не знаешь реальной жизни, потому что рос в тепличных условиях… Мы не будем с тобой вместе. Никогда. Прости.

Это был первый отказ в моей жизни! И я просто не знал, что с этим делать. Однако я нашел в себе силы, чтобы не унижаться и не упрашивать ее быть моей парой. Я не стал продолжать этот разговор, потому что испугался, что она выскочит из-за стола и уйдет в машину, чтобы дожидаться нас с Владимиром там. Поэтому некоторое время мы сухо обсуждали ее бизнес. Совсем скоро вернулся ее брат, и мы принялись за ужин. В этот вечер Вита и я старались разговаривать только с ним, но не друг с другом. Мое настроение было испорчено, и из-за этого ее, кажется, мучало чувство вины. По крайней мере, мне так казалось по ее редким извиняющимся взглядам.

***

– Посмотри, Матвей, что я тебе принес, – в мою келью заглянул отец Павел, предварительно постучавшись.

Я лежал на своей специальной медицинской кровати с приподнятой спинкой и смотрел православный канал, надеясь что-нибудь почерпнуть оттуда, что помогло бы мне в моем выздоровлении.

– И что же?

Он достал из кармана подрясника небольшой бумажный пакет и вскрыл его.

– Мастерицы, которые шьют храмовое облачение, подшили твой платок. Теперь его можно преподнести в подарок.

Я уже не был уверен, что хочу его дарить Виталине. Меня поглотили обида и уныние.

Я никому не нравлюсь!

Зачем мне вообще жить?

Однако настроение немного улучшилось, когда отец Павел взмахнул двумя руками и развернул передо мной шелковый платок. Это был практически настоящий кусочек моря с синими и зелеными переливами, с рисунком белой пены и золотистых вкраплений отраженных в воде лучей солнца. Узор как таковой отсутствовал, это была чистая импровизация, но мне понравился результат двух недель моего труда. Десятки раз выпавшая изо рта кисточка того стоила!

– Красиво! – завороженно выдохнул я.

– Да-а, – довольно протянул отец Павел. – Упаковать платок обратно?

– Да. И положите в мой рюкзак, пожалуйста. В тот, что лежит в углу.

– Уже придумал, что будешь рисовать в следующий раз?

Монах прошел вдоль комнаты и выполнил мою просьбу, напоследок хлопнув по карману сумки.

– Еще один платок, думаю. Оранжевый, как рябиновый лес, или розовый, как закат в волнах Иртыша. Подарю вашим трудницам на кухне трапезной. Все равно заняться нечем. Пока такие мысли. Вряд ли смогу нарисовать что-то очень сложное.

Иконописец улыбнулся мне на прощание, и только его черный подрясник мелькнул в закрывающейся двери, я повернулся к телевизору и уставился на экран. Только уже не следил за сюжетом, а обдумывал, нужен ли вообще рыжей мой подарок? Я еще никогда не дарил вещи, сделанные своими руками. Всегда считал их дешевкой. Но сейчас, вложив в создание этой вещицы столько труда и времени, мое мнение поменялось. Если она примет его, уверен, это будет совсем другое ощущение: не такое, когда я отдавал кредитную карту девушкам, с которыми недолгое время встречался.

Буду ориентироваться по ситуации…

В ежедневной рутине пролетела еще одна неделя, и мы с Владимиром засобирались в Липовку. Это было довольно прохладное утро: тротуарную плитку вокруг храмов монастыря и пожелтевшую траву на газонах уже посеребрил иней. Вероятно, совсем скоро выпадет снег.

Пока я дышал свежим воздухом, выпуская плотные облачка пара, послушник забрасывал мои сумки с вещами и медикаментами в газель. После чего мы рванули вместе с несколькими трудниками в поездку, ставшую в некотором роде уже привычной. Разглядывая деревушки, которые мы проезжали, я размышлял о том, почему родители мне больше не звонили? Маме, наверное, запрещал отец, а сам он не набирал мой номер из принципа: выжидал, когда сам прибегу к ним обратно. Но пока у меня оставались сбережения, делать я этого не собирался!

«Может, попросить Виталину устроить меня к ней на работу в качестве финансового директора? Тогда я мог бы ежедневно быть с ней рядом. Да, мы не пара, но могли бы стать хорошими коллегами. Я изучил ее бизнес вдоль и поперек. И пока она ходит потрепать за уши лошадей и коров, я мог бы заниматься контролем бюджета, оптимизацией затрат, налогами и всем таким. Пусть я ей не нравлюсь как мужчина, зато мои мозги ей здорово бы облегчили жизнь. А там… она ко мне уже и привыкла бы, и не захотела отпускать», – с этой мыслью я задремал, а когда проснулся, микроавтобус уже поворачивал в глухую деревушку. Издалека было видно полуразрушенную церковь – она возвышалась над домами и полями, как свечка на праздничном торте. Храм казался очень прочным, будто мог простоять еще несколько сотен лет.

Мы въехали в Липовку, и я увидел двухэтажный дом Виты. На душе стало тепло. Но вдруг мной овладела тревога: к дому рыжей подъехала неизвестная мне машина. Я не успел разглядеть, кто из нее вышел, потому что микроавтобус повернул к скиту.

– Приехали! – объявил Владимир, снимая с меня наушники.

– Успел дочитать «Униженные и оскорбленные»?

– Не-а. Страниц двадцать осталось.

Он выскочил из машины и достал с задней площадки мое кресло, скинул на землю сумки, а потом вернулся